На стенах древнерусских храмов можно найти ребусы и рассказы об убийцах

Что собой представляли древние граффити и какие тайны они открывают современным исследователям, рассказал профессор школы филологии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ Алексей Гиппиус на лекции в Покровском соборе в рамках проекта «Университет, открытый городу: лекционные четверги в музеях Москвы».

Высечено в камне

В настоящее время лишь две категории письменных источников по истории древнейшего домонгольского периода истории Руси (IX — середина XIII века) постоянно пополняются новыми текстами — это берестяные грамоты и эпиграфика. Последняя представлена, с одной стороны, надписями на предметах, извлекаемых археологами из культурного слоя, с другой — надписями-граффити на стенах древнерусских храмов. И грамоты, и надписи нередко обнаруживаются в сильно фрагментированном виде, их чтение, по словам Алексея Гиппиуса, предполагает определенный элемент реконструкции. Два типа текстов объединяет и то, что они могли быть созданы не только профессионалами в области письма, но и «любителями».

Вместе с тем, как убежден лектор, грамоты и надписи — это принципиально разные тексты по своей прагматике. К написанию берестяной грамоты человека побуждала какая-то практическая и, как правило, сиюминутная необходимость. Например, нужно было передать сообщение на расстоянии, составить список должников или памятку для церковной службы. Достигнув своей цели, текст терял актуальность, и его выкидывали или сжигали. В то время как церковная стена — совершенно иной носитель информации, текст, написанный на ней, по определению публичен и долговечен. Надпись, сделанная на церковной каменной стене, имела все шансы пережить не только деревянный древний город, но и все население в нем.

Вот, например, основательно зачеркнутая надпись, которую все же удалось прочесть: «Шестый день поста жгоша Даляту»

Тексты, которые исследователи обнаруживают сегодня на стенах древних храмов, условно можно разделить на два основных типа. К первому относятся надписи, представляющие собой плоды спонтанного самовыражения грамотного человека (отдельные имена, автографы типа «такой-то писал», молитвы «Господи, помоги рабу своему…», обрывки литургических текстов и др.). Ко второму типу можно отнести тексты, которые появились в результате организованной деятельности, нанесенные на стену с целью сохранения коллективом значимой для него информации.

«Сегодня нам известно точное число берестяных грамот, их 1179, причем 1074 были найдены в Великом Новгороде. А вот что касается надписей в храмах — их точное количество никто не знает. Существующие издания, например книга Альбины Медынцевой о надписях новгородского Софийского собора, далеко не полны. Реальное число граффити, сохранившихся в древнерусских храмах, намного больше того, что ныне опубликовано», — подчеркнул Алексей Гиппиус.

 

Кто убил Андрея Боголюбского?

В прошлом году в Переславле-Залесском во время реставрации Спасо-Преображенского собора (1152 год) на его наружных стенах было обнаружено около десятка надписей-граффити древнерусского времени. Например, на западном портале храма была прочитана надпись: «Месяца мая в 12-й день преставися Варвара, много вдовиц приучивши милостынею». Речь здесь идет о смерти некой Варвары, которая была известна в городе своей благотворительностью. «До этой находки, — пояснил Алексей Гиппиус, — древняя эпиграфика северо-восточной Руси была представлена считанными текстами, в основном это были отдельные имена».

Самый важный текст был обнаружен на южной апсиде собора. Он написан в две колонки, обнесенные рамкой. В правом столбце читается: «Месяца июня 29 убиен бысть князь Андрей своими паробкы (слугами), овому (ему) вечная память, а сим (заговорщикам) — вечная мука». Далее текст не читается. В левом столбце перечислены имена — Петр, Амбал, Яким, … Ивка, Петрко, Стырята. Последнее имя может быть прозвищем, оно содержит тот же корень, что и прилагательное «настырный»). Завершается список словами: «Си суть убийцы великого князя Андрея, да будут прокляты». Среднюю часть списка имен и окончание столбца пока также прочесть не удается.

Правый столбец надписи из Спасо-Преображенского собора

На сегодняшний день историкам известны две летописные версии (Ипатьевская и Лаврентьевская летописи) убийства Андрея Боголюбского. Из них мы знаем, что оно произошло ночью и было организовано ближайшими слугами князя. Летопись сообщает, что убийц было двадцать и называет имена трех: Петра — Кучкова зятя, ключника Амбала «ясина» (осетина) и Якима Кучковича. Собравшиеся на именины своего предводителя (29 июня — Петров день), заговорщики пришли к дверям покоев князя в Боголюбове и убили его. По недостоверным поздним данным, поводом для убийства стало решение князя казнить брата своей жены, также принявшей участие в заговоре.

«Мы пока не можем назвать всех убийц князя, — комментирует находку Алексей Гиппиус. — Значительная часть текста утрачена, а некоторые имена пока не удается расшифровать, но мы выяснили несколько новых имен, о которых летописи не упоминают. Это Ивка, Петрко, Стырята. Замечательно, что список содержал примерно 20 имен, то есть указание летописи на число заговорщиков подтверждается. 

Важно, что перед нами подлинный древнейший документ, безусловно, написанный по горячим следам убийства князя. Точная дата создания надписи пока остается под вопросом, ее могли сделать уже после того как убийцы князя были казнены (по другой версии — заговорщики исчезли и так и не были найдены), или, возможно, еще до завершения расправы над заговорщиками в назидание остальным. Из летописи мы знаем, что убийство князя произошло в Боголюбове, а надпись сделана на храме в Переславле. Как это можно объяснить? Вполне возможно, мы имеем дело с официальным текстом, составленным для размещения его на стенах соборных храмов епархии. И до нас дошла одна из многочисленных копий этого текста. Не исключено, что когда-нибудь мы сможем обнаружить этот же текст на других древних храмах Владимиро-Суздальской земли».

Летописные сообщения

Не менее интересные находки были сделаны в Георгиевском соборе Юрьева монастыря (1119 год, Великий Новгород). В 2014-2015 годах раскопками Владимира Седова в восточной части собора был раскрыт первоначальный пол XII века. А пространство между древним и современным полом оказалось заполнено фрагментами сбитой со стен фресковой живописи, среди которых было найдено значительное количество фрагментов с буквами и отдельными словами. Наибольший интерес представляют надписи, найденные на восточной лопатке одного из столбов. Более чем из 30 фрагментов штукатурки удалось сложить блок, на котором прочлась самая большая из ныне известных древненовгородских надписей — «месяца июня в 20-й день умер князь Ростислав, сын благочестивого и боголюбивого князя Ярослава. А сын его Изяслав умер месяца июня (число утрачено) в княжении своем на Луках. Привезли и положили его в гробе у святого Георгия в 15-й день при архиепископе благочестивом Мартирии, в игуменство боголюбивого Савватия. Дай Бог им двоим упокоение вечное со святыми своими, и пусть молят Бога за нас».

Это событие хорошо известно по новгородской летописи, речь идет о детях новгородского князя Ярослава Владимировича, умерших в 1198 г. в возрасте 8 и 5 лет. Старший, Изяслав, умер в Великих Луках, где был — конечно, символически — посажен князем для защиты Новгорода от Литвы; младший, Ростислав, скончался в Новгороде. Согласно летописному сообщению, княжичи умерли весной (астрономически весна длится до летнего солнцестояния) и погребены в Георгиевском соборе.

На том же участке стены более сорока раз встречается загадочная надпись «кунирони», иногда — в сопровождении имен, например, «кунирони Хотен Нос»

«Обнаруженная археологами надпись сообщает точные даты смерти княжеских детей, один умер 20 июня, другой в июне (или июле) и погребен в 15 день, — прокомментировал находку Алексей Гиппиус. — Почему это важно? Потому что со смертью Изяслава и Ростислава связано еще одно событие. Новгородская летопись далее сообщает, что 8 июня князь заложил церковь Спаса Преображения на Нередице (1198 год). До сих пор считалось, что церковь была воздвигнута им в память об умерших сыновьях. Теперь мы понимаем, что это не так. По-видимому, строительство каменного храма планировалось Ярославом Владимировичем заранее и призвано было продемонстрировать прочность его положения в Новгороде; кончина княжеских сыновей произошла уже после того, как церковь была заложена».

На найденных рядом фрагментах штукатурки были прочитаны и частично реконструированы и другие надписи, сообщающие о событиях давно минувших лет. В частности, прямо над надписью о смерти детей Ярослава читается граффито: «В лето шесть тысячное 740 (1232 г.) преставился архиепископ Антоний на (память) святой Пелагеи». Архиепископ Антоний — одна из центральных фигур новгородской церковной истории первой трети XIII века. Известный и по своему мирскому имени — Добрыня Ядрейкович, он прославился своим паломничеством в Царьград, оставив подробное описание византийской столицы накануне ее разорения четвертым Крестовым походом.

Ряд надписей летописного содержания, сделанных одной рукой, сообщают о событиях за период с 1159 по 1163 год. Например, «в лето 1160 сгорела святая Троица весной на память Вознесения месяца мая в 25-й день при князе Мстиславе Ростиславовиче, внуке Гюргия, в епископство Аркадия». Другими летописями этот пожар не зафиксирован, возможно, речь идет о пожаре Троицкого собора во Пскове. В 1163 году «преставился раб божий Гаврило месяца мая 11 в субботу пянтикостную (Троицкую), и положиша и в церкви…». Выше читаются слова «к Ростиславу по Святослава». Два княжеских имени хорошо вписываются в контекст событий 1162 года, когда новгородцы изгнали Мстислава «Гюргева внука» (при котором сгорела «святая Троица») и обратились к Ростиславу, чтобы он послал на княжение своего сына Святослава.

«Перед нами древнейшая дошедшая до нас в подлиннике последовательность русских летописных записей, — пояснил Алексей Гиппиус. — Она важна и для истории новгородского летописания XII века: пройдет еще несколько лет — и в Юрьеве монастыре появится свой список епископской летописи. В целом же открытый в Юрьеве монастыре эпиграфический комплекс замечателен своим официальным характером: надписи явно делались не произвольно, а с разрешения монастырских властей».

Поэты и прорицатели

Главным источником древнерусской эпиграфики на территории России, безусловно, является Софийский собор (1045-1050) в Великом Новгороде. На древних поверхностях стен, исследованных в алтарной части храма, открывается картина, совсем не похожая на ту, которую мы наблюдаем в Георгиевском соборе: перед нами пестрый ковер из сотен граффити, набор хаотично разбросанных надписей: молитвы, автографы, монограммы. По большей части, считает Алексей Гиппиус, их оставили молодые клирики Софийского собора во второй половине XI — начале XII века. Все надписи в этой части храма датируются временем до 1109 года, то есть относятся к древнейшему периоду истории русской письменности.

Обнаруженный текст — редчайший осколок той устной поэтической традиции, которая дошла до нас в «Слове о полку Игореве»

Содержание некоторых надписей наводит на размышления. Вот, например, основательно зачеркнутая надпись, которую все же удалось прочесть: «Шестый день поста жгоша Даляту». Очевидно, сожжен был не сам Далята, а его двор. Далята оставил в соборе и два других автографа. Один из них гласит: «Далята писал слова». Под «словами», очевидно, имеются в виду две изображенных рядом очень красивых фигурных буквы «В». «Очевидно, Далята был профессиональным книжным писцом, и если его двор сожгли, то перед нами наглядное подтверждение того, в каких непростых условиях находилась церковная организация Новгорода в XI веке. Вспомним, что это столетие видело и языческие мятежи, и другие потрясения», — пояснил лектор.

На том же участке стены более сорока раз встречается загадочная надпись «кунирони», иногда — в сопровождении имен, например, «кунирони Хотен Нос». Смысл этой надписи является предметом споров. По одной версии, «куни рони» — записанная с одной ошибкой древнееврейская фраза «куми рони», что в переводе означает «вставай, взывай». Этими словами начинается 19-й стих второй главы Плача Иеремии — «вставай, взывай ночью, при начале каждой стражи; изливай, как воду, сердце твое пред лицем Господа; простирай к Нему руки твои о душе детей твоих, издыхающих от голода на углах всех улиц». Слова эти в новгородской Софии могли появиться после того, как Всеслав Полоцкий в 1066 году разграбил Новгород и разорил Софийский собор, в частности, увез из него священные литургические сосуды, о чем новгородцы помнили и спустя 100 лет. Это разграбление могло осмысляться по библейскому образцу, уподобляясь разорению Иерусалима.

«С другой стороны, слово «кунирони» было обнаружено в одной певческой рукописи XIV века как ошибочная запись формы «кинюрою» — творительного падежа названия древнего музыкального инструмента (др.-евр. «киннор»). Правда остается не совсем понятно, зачем нужно было писать название музыкального инструмента 40 раз», — отметил Алексей Гиппиус.

Обратившись к фотографиям слепков, которые были сделаны с надписей Софийского собора при реставрации в начале XX века, ученые обнаружили на одном из них знакомого «Хотена Носа» в окружении слов, сложившихся в надпись самого необычного содержания: «Яков Нога, жрец воронов, указывая, сказал, что Хотен Нос в Воротне цел». Текст явно представляет собой запись прорицания, сделанного Яковом Ногой, называющим себя «жрецом воронов». 

Яркие параллели этому сочетанию обнаруживаются в скандинавской традиции. В исландской «Книге о занятии Земли» читаем: «Жил человек по имени Флоки сын Вильгерда. Он отправился искать остров Гардара. Там он устроил большое жертвоприношение и освятил трех воронов, которые должны были указать ему путь». А в стихотворении из «Саги о Халльфреде Трудном скальде» и вовсе упоминается «жрец культа воронов». Древний символический знак скандинавского происхождения, так называемый «трискелион» (три переплетенные ноги), был найден на стене Софийского собора рядом с автографом Хотена Носа, такой же символ высечен на моржовом клыке, найденном на новгородском Городище в слоях X века. По мнению Алексея Гиппиуса, это говорит о том, что образы и мотивы скандинавской культуры были известны на Руси, а ее непосредственные носители могли присутствовать в новгородском обществе XI века (чему есть и прямые эпиграфические свидетельства).

Кроме того, ворон как вещая птица хорошо представлен и в фольклорном древнерусском материале. Поэтому «жрец воронов» Яков Нога вполне вписывается в культурный контекст эпохи. Присмотревшись к древнерусскому тексту внимательнее, исследователь заметит, что надпись сделана в стихотворной форме. Она обнаруживает ритмическую организацию в сочетании с явно преднамеренными фонетическими повторами — ассонансом и аллитерацией: «Яков Нога, / вороном жьрьце, / Хотена Носа в Воротни / цела кажа реце». Замечательно, что поэтический эффект достигается за счет соединения языковых черт разных языковых регистров — древненовгородского диалекта, «стандартного», наддиалектного древнерусского языка и книжного церковнославянского.

В связи с надписью Якова Ноги удалось интерпретировать и загадочное граффито в лестничной башне собора. Рядом с изображением двух рук в крестном знамении парадоксальным образом написано слово «нозе» (ноги). Кроме этого, в виде квадрата написаны следующие буквы: У, А, еще одно А, заваленное на бок Т (или Е), и еще одно А. По словам лектора, перед нами не что иное, как ребус, рассчитанный на то, чтобы читатель ломал голову над его расшифровкой.

Ребус из новгородского Софийского собора 

«Есть такая техника письма, когда буква (обычно записываемая с титлом, знаком сокращения) читается как ее название, например, С — «слово», Д — «добро»; соответственно «слово добро» может быть написано как СД. Применим такой же принцип к нашему ребусу: первая буква называется «ук» (У), вторая — «аз» (А), вместе получается «указ-». Поразмыслив над ребусом, читаем: «Нозе руки (изображение рук) указаета», то есть «Ноге руки указывают». На что именно указывают руки, еще предстоит выяснить, но очень похоже, что наш ребус представляет собой очередное прорицание Якова Ноги», — рассказывает Алексей Гиппиус. Наконец, ниже на той же плоскости, обнаружилось изображение двух больших хищных птиц, возможно, воронов.

Соединение прорицания, воронов как его инструмента и стихотворной формы первой надписи напоминает «Слово о полку Игореве», в котором эпический певец (Боян) называется вещим. «В некотором смысле наш Яков Нога тоже выступает в роли поэта и прорицателя, а обнаруженный текст — редчайший осколок той устной поэтической традиции, которая дошла до нас в «Слове о полку Игореве», — заключил Алексей Гиппиус.