«Мы еще не выяснили, как устроены языки, но уже утрачиваем 90% их разнообразия»

Почему бабушка и внук могут не понимать друг друга? Зачем лингвистам ехать в Дагестан? Можно ли спасти языки малых народов и русские диалекты? Руководитель Международной лаборатории языковой конвергенции Нина Добрушина ответила на вопросы новостной службы портала.

Как создавалась Международная лаборатория

В Школе лингвистики, где большинство из нас работает, сложилось эффективное сотрудничество теоретической и компьютерной лингвистики. У нас, с одной стороны, есть люди, на очень высоком уровне занимающиеся такими областями лингвистики, как типология, социолингвистика, синтаксис, а с другой — у нас много сотрудников, способных использовать новые возможности, которые дают технологии. Наши студенты умеют программировать, создавать электронные базы, разрабатывать удобные способы автоматически анализировать языковые данные.

В последние годы мы развивали несколько многообещающих проектов, связанных с языками Дагестана, с русскими северными диалектами. Объединяет их общий интерес к изменениям, происходящим в языках под влиянием контактов с другими языковыми сообществами.

Наконец, вокруг было много хороших студентов, которых хотелось поддержать в их любви к лингвистике.

Дальше нам повезло — в Москву согласилась приехать Джоханна Николс, известный лингвист из Калифорнийского университета Беркли. Среди ее интересов — славистика и кавказоведение, она говорит по-русски, живет и работает в Беркли, но часто бывает в Европе, любит и умеет сотрудничать с другими учеными. В течение многих лет Джоханна каждый год на несколько месяцев отправлялась в Лейпциг, в Институт эволюционной антропологии Общества Макса Планка. Но недавно там закрылось отделение лингвистики. Поэтому наше приглашение пришло вовремя — у Джоханны как раз появилась возможность продолжительное время проводить в России.

Именно в это время Вышка объявила конкурс на создание международных лабораторий. Мы написали гигантскую заявку и выиграли грант на создание такого подразделения. 

Так как лингвисты много занимаются полевой работой (в год сотрудники лаборатории совершают больше десятка экспедиционных поездок), нам важно иметь постоянное финансирование. Большую часть денег мы получаем от Вышки, ещё часть — приносим извне с помощью сторонних грантов (в прошлом и в этом году, например, получили гранты Российского научного фонда).

Почему лаборатория называется международной

Строго говоря, наука вообще должна быть международной. Джоханна Николс попросила нас не включать это слово в английское название лаборатории; но в России пока работает мало ученых из других стран. В нашем штате есть иностранные сотрудники. Во-первых, наш научный руководитель, Джоханна. Во-вторых, с самого начала с нами работает Самира Ферхеес, исследователь из Голландии. Кроме того, мы охотно принимаем к себе постдоков. В прошлом году к нам присоединилась Кьяра Наккарато из университета Павии, в этом — Эсекьель Койле из Аргентины.

Еще несколько ученых из других стран ассоциированы с лабораторией, то есть работают вместе с нами над какими-то проектами. Кого-то пригласила Джоханна, мы тоже позвали тех, с кем имели общие замыслы. С одними мы работаем по скайпу, другие приезжают к нам. Этот круг постоянно расширяется. У нас есть постоянный партнёр из Лиона, несколько партнеров из Йены, из Хельсинки.

Студенты как важная часть лаборатории

Мы очень выросли за эти три года. В начале пути нас было пять-шесть «взрослых» и восемь студентов, которые являются научными ассистентами. Сейчас в штате около тридцати человек. Большая часть — студенты и молодые ученые. Для нас это привычно, в Школе лингвистики студенты очень активно участвуют в научной жизни.

Студенты нам нужны, поскольку у нас много задач по сбору данных, оцифровке, обсчету данных. Но многие уже привлечены к работе над статьями.

Недавно в журнал «Language variation and change» у нас приняли статью, у которой пятнадцать авторов! И среди них восемь студентов, без их вклада статьи бы не было

Лаборатория дает возможность поддерживать студенческие поездки: если у кого-то приняли тезисы на хорошие конференции, мы оплачиваем расходы на поездку. Несколько человек каждый год едут на летние школы, большинство участвует в экспедициях. Около двадцати студенческих поездок за рубеж были поддержаны за эти годы.

Все наши ассистенты учатся на программах, которые курирует Школа лингвистики. Набор чаще всего проходит с помощью open call: мы посылаем сообщение о вакансиях по адресам всех курсов бакалавриата и магистратуры и отбираем будущих стажеров. Главный критерий, конечно, интерес к лингвистике. Остальное зависит от конкретной задачи: иногда нужно, чтобы человек хотел заниматься статистикой, иногда важны навыки программирования, бывают и чисто лингвистические задачи.

Студенты обязательно участвуют в наших еженедельных семинарах. Я считаю это необходимым условием: ведь университет прикладывает большие усилия к тому, чтобы развивать в студенческой среде вкус к исследованиям. Семинары — важный инструмент обучения, они показывают, как устроена научная среда и как развивается наука.

Чем занимается лаборатория

Все языки постоянно меняются, и одна из причин их трансформации — взаимное влияние. Это и называется языковые контакты. Конвергенция — изменение языка в сторону сближения с другим языком. Говоря очень широко, мы исследуем механизмы эволюции речи, являющиеся следствием взаимодействия с другими языками. 

Лаборатория занимается языками России: многочисленными языками Дагестана, адыгейским, абазинским, эвенским, марийским, а также русскими диалектами и русским в качестве неродного языка

Мы делаем акцент на квантитативных методах. Для того чтобы что-то считать, нужно много информации: базы данных и корпуса текстов. При этом языковые контакты интереснее всего исследовать на текстах языков и диалектов, которые не имеют письменной истории. Они лучше сохраняют следы контактов с другими этносами. Значит, нужны корпуса устной речи — электронные собрания текстов с поисковой системой при них.

Создание таких корпусов требует значительных усилий: надо записывать тексты в поле, расшифровывать их в специальных программах, ставящих текст в соответствие со звуком, разбирать тексты. Этим мы тоже занимаемся, причем работаем с коллегами из других университетов и институтов, помогая им сделать корпуса из тех материалов, которые ими собраны. За эти три года в лаборатории созданы девять новых корпусов. Первым был Устьянский корпус, он начал работать еще до открытия лаборатории. Мы сделали его вместе с нашим коллегой из университета Йены Рупрехтом фон Вальденфельсом. Это первый и пока последний устный корпус русского диалекта (думаю, и шире — славянского языка) такого размера — в нем почти миллион словоформ.

Как собирать данные в экспедициях 

Данные для своих исследований и для корпусов мы собираем в поле: в экспедициях, которые мы организуем вместе со Школой лингвистики. Отправляемся группами от нескольких до 10-20 человек, это зависит от места и условий поездки. Лично я езжу в Дагестан. У каждого участника экспедиции своя задача: одна, например, занимается структурой вопросительных предложений, другой — падежными формами, третья записывает словарь. Подготовка к экспедиции начинается в Москве: студенты получают свои темы, изучают их, готовят анкеты с вопросами. 

На практике все выглядит примерно так: в горном селе, куда мы приезжаем, мы находим местных жителей и просим их перевести предложения с русского на их родной язык. Перевод записываем в специальной транскрипции, а затем разбираем: где существительное, где сказуемое, какая форма у глагола и так далее. Кроме того, мы просто записываем на диктофон рассказы и диалоги людей, а потом расшифровываем их с помощью носителей. 

Часами переводить и помогать разбирать тексты довольно скучно, люди быстро устают. Нужно найти усидчивого, терпеливого человека

Особенно это важно, если мы планируем проводить исследования несколько лет, поэтому обычно мы платим нашим переводчикам.

Каждый вечер в экспедиции устраиваем семинар: кто-то делает доклад о том, что удалось выяснить, записать, какие выводы уже можно сделать, остальные слушают и предлагают новые вопросы. По итогам поездки студенты пишут отчеты, которые потом нередко становятся докладами на конференциях, иногда статьями, главами книг.

Дагестан — основное поле лаборатории

Дагестанские языки — мой главный научный интерес. Я занимаюсь этим регионом со студенчества: впервые я поехала туда в экспедицию в 19 лет вместе с выдающимся лингвистом, преподавателем МГУ Александром Евгеньевичем Кибриком. 

Сотрудники лаборатории бывают в высокогорных селах региона четыре-пять раз в год: большими группами, со студентами, и малыми, по два-три человека; лично я езжу весной и летом. Обычно заранее выбираем место и связываемся с местными: просим подыскать дом и прислать машину в аэропорт. Достаточно познакомиться с одним человеком, чтобы в селе все узнали о твоем приезде. Люди в Дагестане гостеприимные, приветливые и дружелюбные, поэтому там комфортно и жить, и работать. Студентам, как и нам, там очень нравится.

В лаборатории самая большая группа исследователей занимается этим регионом. 

В Дагестане больше 40 языков, и почти все они в хорошей форме, по сравнению со многими другими местами: в селах все говорят на своем языке, включая детей

Есть районы, где можно пройти три километра — и попасть из одного села в другое, где говорят совсем на другом языке. То есть люди живут рядом очень много веков, тысячелетиями, и взаимодействуют со своими соседями; контактируют и их языки.

Благодаря многолетним экспедициям в Дагестан мы создали богатую базу данных о многоязычии Дагестана. Из этой базы видно, с какими языками были знакомы жители разных горных сел и какая доля населения знала тот или иной язык. Эти сведения уже используются для того, чтобы исследовать типологию многоязычия в малых языковых сообществах, сопоставить ситуацию Дагестана с другими регионами традиционного многоязычия. Про многоязычие в прошлом году у нас была конференция в Лионе.

Теперь мы начинаем соотносить эти сведения с собственно языковым материалом. Одна из задач такая: посмотреть, есть ли корреляция между уровнем билингвизма и количеством заимствований в этих языках. Это сложная задача, для нее нужна большая подготовительная работа. Чтобы адекватно сравнивать заимствования в разных языках, нужна нетривиальная методология. И, насколько нам известно, такая задача пока не ставилась. Заимствованиям посвящены тонны научной литературы, но не в таком ключе. Когда сопоставляют языки с точки зрения лексики, то обычно смотрят, наоборот, на исконную лексику — на такие понятия, которые в языках сохраняются, не заменяются заимствованиями. Мы же отобрали слова, которые относительно часто заимствуются. Причем нас не интересуют такие очевидные вещи, как компьютер или кино. Нам нужны слова, которые могли заимствоваться у ближайших соседей, а не из русского или английского. Над этим проектом работают наши стажеры Илья Чечуро и Самира Ферхеес вместе с М.А. Даниэлем, и им уже удалось получить интересные результаты.

В этом году мы начинаем исследование того, как коррелирует география Дагестана и ареалы языков нахско-дагестанской семьи: можно ли связать нынешнее расселение языковых групп с горными хребтами, реками, ущельями.

Как «уходят» языки и диалекты и чем это грозит

Многие малые языки России и русские диалекты умирают. На них говорят только пожилые люди. Мы огромными темпами теряем культурное наследие, даже не успевая его задокументировать, ведь лингвистика — очень молодая наука. Мы ещё до конца не поняли, как устроены языки, и уже утрачиваем 90% их разнообразия. Это очень печальная история. Здорово, что университет дает возможность заниматься такими вещами, не думая о насущном хлебе.

Например, сейчас у нас выйдет статья о скорости утраты диалектных форм в деревне Михалевская Архангельской области, на материале того самого Устьянского корпуса. Мы ездили туда несколько лет, записывали тексты, изучали диалектные черты и сравнивали, как отличается речь молодых от старшего поколения. 

В одном доме, например, бабушка и внук говорят совершенно по-разному. Скоро узнать, как говорила эта бабушка, можно будет только из таких корпусов, как наш. Живых носителей диалекта уже не будет

Существует такая же большая угроза вымирания языков малых народов. Чтобы бороться с этим процессом, нужно, в частности, поддерживать сельскую жизнь — именно там люди говорят на малых языках. В Дагестане сейчас села пустеют, и языки умирают вместе с ними. Конечно, есть много других мест в России, где этот процесс уже необратим, ведь он происходит страшно быстро: достаточно одного поколения, не знающего родной речи, чтобы она полностью исчезла.

Обществу кажется, эта проблема — не такая большая и важная, но на самом деле, мир ещё не переживал такой огромной утраты языкового разнообразия. А ведь язык — это еще и этническая и культурная идентификация, и без него принадлежность к этносу размывается, на социальную жизнь этот процесс тоже оказывает влияние. К чему это приведет? К обеднению культуры точно, о других последствиях пока мы сказать не можем.